Суер-Выер. Пергамент - Страница 39


К оглавлению

39

рвал на себе волосы от малейшей неудачи,

пытался повеситься на мольберте, но срывался,

много раз плакал,

разрезал холст, но потом всё аккуратно заштопал, хохотал от счастья и катался по земле от восторга, снова всё затирал и начинал сначала,

закалывался кистью,

грыз палитру,

мочился под мольберт,

отбегал от картины на пять шагов и, зажмурившись,

кидался на неё,

растопырив кисти, как бык рога,

в общем, это был тяжелейший поединок гения и культуры.

Наконец он отошёл от картины, опустив голову.

Он победил, он выиграл великий поединок.

С этого момента и началось то, что можно написать в виде


БАСОВ И ЗОЯ

(ПЬЕСА)

БАСОВ. – Под вечер на лугу

Усталый Верещагин

Кисть опустил

И сделал шаг назад.

ЗОЯ. – Кисть опустил

Усталый Верещагин

И сделал шаг назад

Под вечер на лугу.

БАСОВ (раздражаясь,). – Да, шаг назад!

Но, Боже! Сколь

огромный

Обычный шаг назад

Дал миру скок вперёд!

ЗОЯ (восторженно).– Обычный шаг назад,

Но, Боже! Сколь

огромный

Тот шаг назад

Дал миру скок вперёд!

БАСОВ. – Слова мои, зараза, повторяешь?

Ты вдумайся в значенье этих слов!

ЗОЯ. – Дай мармеладу, Басов!

БАСОВ. – Мармеладу?

ЗОЯ (твёрдо). – Да, мармеладу!

БАСОВ (гневно). – Мармеладу дать???!!!

ЗОЯ (к публике). – Он мармелад для женщины жалеет!

БАСОВ. – Ты что сказала, стерва? Повтори!

ЗОЯ. – Под вечер на лугу

Усталый Верещагин

Кисть опустил

И сделал шаг назад.


И снова шторм аплодисментов, крики «браво» с ударением на оба слога и комментарии:

– А ведь не дал мырмилату (Чугайло).

– А чего она повторяет! Думай сама! (старпом)

– Я бы дал, если б она дала! (Фалл Фаллыч)

– Кисть рано опустил (Суер).

– Но всё-таки Верещагин сильно писал черепа! Молодец! (Петров-Лодкин)

Пока мы все так комментировали, на сцене разыгрался второй акт.


БАСОВ И ЗОЯ

(ВТОРОЙ АКТ ПЬЕСЫ)

БАСОВ. – Ну, всё!

Теперь конец!

Теперь терпеть не буду!

Теперь – я не дурак!

ЗОЯ. – Молчи!

БАСОВ.– Теперь конец!

Теперь я не дурак!

Теперь терпеть не буду!

Был круглым дураком!

ЗОЯ.– Молчи!

БАСОВ. – Терпел всю жизнь!

Теперь я – не дурак!

Терпеть?

Теперь не буду!

Теперь – я не дурак!

Теперь…

ЗОЯ. – Молчи, говно!

Глава LX. Иоанн Грозный убивает своего сына

– Мысленно обнимаю вас, друзья, – говорил Суер, растроганно благодаря актёров. – Мысленно посылаю вам море цветов. Меня поражает, как правильно мы назвали остров. Вижу, ясно вижу очень много высокой нра… на ваших берегах. А теперь сыграйте нам последнюю пьесу, и пусть это будет про Ивана Грозного. Нам известно, что эта великая вещь, не испорченная Шекспиром, имеется у вас в репертуаре. Сыграйте же, а мы незаметно отплывём, не прощаясь, по-английски…


ИОАНН ГРОЗНЫЙ УБИВАЕТ СВОЕГО СЫНА

ТРАГЕДИЯ

(Сцена представляет собой интерьер знаменитой картины Ильи Ефимовича Репина. СЫН сидит на ковре, играет. Врывается

ИОАНН ГРОЗНЫЙ. Он быстр в бледном гневе).

СЫН. – Отец! Что с вами?

ИОАНН. – На колени!

СЫН. – За что?

Ну ладно.

Вот.

Стою.

ИОАНН. – Подлец!

СЫН. – К чему такие пени?

ИОАНН. – Ты обесчестил честь мою!

СЫН. – Отец!

Не надо жезла трогать!

Не троньте жезл!

Пускай стоит!

Зачем вам жезл?

Ведь даже ноготь

Десницы царской устрашит!

Как нынче грозны ваши очи.

Слепит сиянье царских глаз.

Оставьте жезл, отец!

ИОАНН. – Короче!

Меня ты предал!

СЫН. – Предал? Аз?

ИОАНН. – Ты продал душу супостату!

Стал отвратительным козлом!

СЫН. – Оставьте жезл!

Прошу вас, тату!

Отец!

Не балуйте жезлом!

ИОАНН. – Ты без ножа меня зарезал!

Засранец!

СЫН. – Батя!

Бросьте жезл!

ИОАНН. – Не брошу!

Понял???

СЫН. – Батя!

Бросьте!

ИОАНН. – Ты строил козни мне назло!

СЫН. – Отец! Неловко!

В доме – гости…

ИОАНН. – Засранец!

СЫН. – Батя!

Брось жезло!…

КРОВЬ

ЗАНАВЕСЬ

Глава LXI. Остров, обозначенный на карте

– Вы знаете, капитан! – воскликнул однажды утром лоцман Кацман. – Мы совсем неподалёку от острова, обозначенного на карте! Всего каких-нибудь десяток морских миль. Может, заглянем, а? А то мы всё время открываем острова необозначенные, можно ведь и на обозначенный иногда поглядеть.

– Вообще-то здравая мысль, – согласился сэр Суер-Выер. – А как он называется?

– Что? – спросил Кацман.

– Остров как называется?

– Понимаете, сэр, остров-то на карте виден, а вот название заляпано.

– Чем еще, черт возьми, заляпано?

– Хреновым, скорей всего. Не карта, а лошадь в яблоках.

– Не знаю, – сказал Суер, – стоит ли заглядывать на этот остров. На карте он обозначен, а название – неизвестно.

– Да вы не беспокойтесь насчёт названия, сэр, – сказал Кацман. – Мы ведь только на остров глянем – враз догадаемся, как он называется.

– Ну ладно, заглянем на этот остров, – сказал Суер. – Посмотрим, стоило ли, в сущности, его на карте обозначать. Сколько там до него, лоцман?

– Теперь уж всего два лье, сэр.

– Это недалеко. Возьмите льевей, старпом!

– Льево руля! – крикнул Стархомыч.

– Не понимаю, в чём дело, – сказал капитан. – Заснул, что ли, вперёдсмотрящий? Остров давно должен быть виден.

– Ящиков! – гаркнул боцман. – Спишь, сучья лапа?

– Никак нет, господин боцман. Смотрю!

– А чего ж не орёшь: «Земля! Земля!»?

– Не вижу!

– А ты протри очко, кобылий хрящ!

– Да вы сами посмотрите, – обиделся вперёдсмотрящий. – Не видать же ничего.

Мы посмотрели вперёд, но, как и Ящиков, земли нигде не заметили. Болталась на воде деревянная посудина, в которой сидели два каких-то морских хвоща.

39