рвал на себе волосы от малейшей неудачи,
пытался повеситься на мольберте, но срывался,
много раз плакал,
разрезал холст, но потом всё аккуратно заштопал, хохотал от счастья и катался по земле от восторга, снова всё затирал и начинал сначала,
закалывался кистью,
грыз палитру,
мочился под мольберт,
отбегал от картины на пять шагов и, зажмурившись,
кидался на неё,
растопырив кисти, как бык рога,
в общем, это был тяжелейший поединок гения и культуры.
Наконец он отошёл от картины, опустив голову.
Он победил, он выиграл великий поединок.
С этого момента и началось то, что можно написать в виде
БАСОВ И ЗОЯ
(ПЬЕСА)
БАСОВ. – Под вечер на лугу
Усталый Верещагин
Кисть опустил
И сделал шаг назад.
ЗОЯ. – Кисть опустил
Усталый Верещагин
И сделал шаг назад
Под вечер на лугу.
БАСОВ (раздражаясь,). – Да, шаг назад!
Но, Боже! Сколь
огромный
Обычный шаг назад
Дал миру скок вперёд!
ЗОЯ (восторженно).– Обычный шаг назад,
Но, Боже! Сколь
огромный
Тот шаг назад
Дал миру скок вперёд!
БАСОВ. – Слова мои, зараза, повторяешь?
Ты вдумайся в значенье этих слов!
ЗОЯ. – Дай мармеладу, Басов!
БАСОВ. – Мармеладу?
ЗОЯ (твёрдо). – Да, мармеладу!
БАСОВ (гневно). – Мармеладу дать???!!!
ЗОЯ (к публике). – Он мармелад для женщины жалеет!
БАСОВ. – Ты что сказала, стерва? Повтори!
ЗОЯ. – Под вечер на лугу
Усталый Верещагин
Кисть опустил
И сделал шаг назад.
И снова шторм аплодисментов, крики «браво» с ударением на оба слога и комментарии:
– А ведь не дал мырмилату (Чугайло).
– А чего она повторяет! Думай сама! (старпом)
– Я бы дал, если б она дала! (Фалл Фаллыч)
– Кисть рано опустил (Суер).
– Но всё-таки Верещагин сильно писал черепа! Молодец! (Петров-Лодкин)
Пока мы все так комментировали, на сцене разыгрался второй акт.
БАСОВ И ЗОЯ
(ВТОРОЙ АКТ ПЬЕСЫ)
БАСОВ. – Ну, всё!
Теперь конец!
Теперь терпеть не буду!
Теперь – я не дурак!
ЗОЯ. – Молчи!
БАСОВ.– Теперь конец!
Теперь я не дурак!
Теперь терпеть не буду!
Был круглым дураком!
ЗОЯ.– Молчи!
БАСОВ. – Терпел всю жизнь!
Теперь я – не дурак!
Терпеть?
Теперь не буду!
Теперь – я не дурак!
Теперь…
ЗОЯ. – Молчи, говно!
– Мысленно обнимаю вас, друзья, – говорил Суер, растроганно благодаря актёров. – Мысленно посылаю вам море цветов. Меня поражает, как правильно мы назвали остров. Вижу, ясно вижу очень много высокой нра… на ваших берегах. А теперь сыграйте нам последнюю пьесу, и пусть это будет про Ивана Грозного. Нам известно, что эта великая вещь, не испорченная Шекспиром, имеется у вас в репертуаре. Сыграйте же, а мы незаметно отплывём, не прощаясь, по-английски…
ИОАНН ГРОЗНЫЙ УБИВАЕТ СВОЕГО СЫНА
ТРАГЕДИЯ
(Сцена представляет собой интерьер знаменитой картины Ильи Ефимовича Репина. СЫН сидит на ковре, играет. Врывается
ИОАНН ГРОЗНЫЙ. Он быстр в бледном гневе).
СЫН. – Отец! Что с вами?
ИОАНН. – На колени!
СЫН. – За что?
Ну ладно.
Вот.
Стою.
ИОАНН. – Подлец!
СЫН. – К чему такие пени?
ИОАНН. – Ты обесчестил честь мою!
СЫН. – Отец!
Не надо жезла трогать!
Не троньте жезл!
Пускай стоит!
Зачем вам жезл?
Ведь даже ноготь
Десницы царской устрашит!
Как нынче грозны ваши очи.
Слепит сиянье царских глаз.
Оставьте жезл, отец!
ИОАНН. – Короче!
Меня ты предал!
СЫН. – Предал? Аз?
ИОАНН. – Ты продал душу супостату!
Стал отвратительным козлом!
СЫН. – Оставьте жезл!
Прошу вас, тату!
Отец!
Не балуйте жезлом!
ИОАНН. – Ты без ножа меня зарезал!
Засранец!
СЫН. – Батя!
Бросьте жезл!
ИОАНН. – Не брошу!
Понял???
СЫН. – Батя!
Бросьте!
ИОАНН. – Ты строил козни мне назло!
СЫН. – Отец! Неловко!
В доме – гости…
ИОАНН. – Засранец!
СЫН. – Батя!
Брось жезло!…
КРОВЬ
ЗАНАВЕСЬ
– Вы знаете, капитан! – воскликнул однажды утром лоцман Кацман. – Мы совсем неподалёку от острова, обозначенного на карте! Всего каких-нибудь десяток морских миль. Может, заглянем, а? А то мы всё время открываем острова необозначенные, можно ведь и на обозначенный иногда поглядеть.
– Вообще-то здравая мысль, – согласился сэр Суер-Выер. – А как он называется?
– Что? – спросил Кацман.
– Остров как называется?
– Понимаете, сэр, остров-то на карте виден, а вот название заляпано.
– Чем еще, черт возьми, заляпано?
– Хреновым, скорей всего. Не карта, а лошадь в яблоках.
– Не знаю, – сказал Суер, – стоит ли заглядывать на этот остров. На карте он обозначен, а название – неизвестно.
– Да вы не беспокойтесь насчёт названия, сэр, – сказал Кацман. – Мы ведь только на остров глянем – враз догадаемся, как он называется.
– Ну ладно, заглянем на этот остров, – сказал Суер. – Посмотрим, стоило ли, в сущности, его на карте обозначать. Сколько там до него, лоцман?
– Теперь уж всего два лье, сэр.
– Это недалеко. Возьмите льевей, старпом!
– Льево руля! – крикнул Стархомыч.
– Не понимаю, в чём дело, – сказал капитан. – Заснул, что ли, вперёдсмотрящий? Остров давно должен быть виден.
– Ящиков! – гаркнул боцман. – Спишь, сучья лапа?
– Никак нет, господин боцман. Смотрю!
– А чего ж не орёшь: «Земля! Земля!»?
– Не вижу!
– А ты протри очко, кобылий хрящ!
– Да вы сами посмотрите, – обиделся вперёдсмотрящий. – Не видать же ничего.
Мы посмотрели вперёд, но, как и Ящиков, земли нигде не заметили. Болталась на воде деревянная посудина, в которой сидели два каких-то морских хвоща.