Суер-Выер. Пергамент - Страница 53

– На фрукты, – поправил старпом. – Лично мне этот рубль не нужен. Придём в Сингапур, куплю бананов, ананасов, манго…

– Да бросьте вы Сингапура ждать, – сказал сэр Суер-Выер, – купите у меня яблоко.

– Ну вы, кэп, вообще, – хмыкнул Пахомыч. – Желаете вернуть рубль на место?

– Но взамен достаю из кармана, – сказал капитан и вытащил яблоко.

– Антоновка! – воскликнул старпом. – Ух, какая налитая! Стоит рубля! По рукам! – Они ударили по рукам, и старпом протянул юнге яблоко.

– Ешь, дитё! – сказал он.

– Дурь, – фыркнул Кацман. – Я высказываю догадку насчёт усов, способных заполонить земной шар, а они всё сводят к рублю и яблоку.

– Догадка ваша гениальна, – согласился Суер, – но, к счастью, они его пока ещё не заполонили, и мы можем вернуться к яблоку, с которого многое, поверьте, началось.

Шлюпка приближалась к «Лавру». Юнга надкусил яблоко.

А в небе тем временем началось явление, которое можно записать так:

Твердо

Есть

Мыслете

Наш

Ын

Йорк

Како

Рцы

Есть

Покой

Добро

Есть

Шар

Иже

Наш

Он

Червь

Иже

Он

Како

Уголь

Твердо

Аз

Люди

Живот

Иван

Добро

Како

Он

Есть

Твердо

Есть

Люди

Он

Како

Есть

Аз

Наш

Аз

Во всяком случае, вполне логично закончить вторую часть книги точно так, как началась первая: ТЕМНЫЙ КРЕПДЕШИН НОЧИ ОКУТАЛ ЖИДКОЕ ТЕЛО ОКЕАНА.

Часть третья. Бизань

Глава LXXVII. Мадам Френкель

Только мадам Френкель не выбила зорю. Она плотнее закуталась в своё одеяло.

– Это становится навязчивым, – недовольно шепнул мне наш капитан сэр Суер-Выер.

– А чем ей, собственно, ещё заниматься? – сказал я. – Делать-то больше нечего.

– Могла бы вязать, – предложил Кацман, – или штопать матросам носки, всё-таки хоть какой-то смысл жизни.

– Штопать носки! – воскликнул Суер. – Да кто же согласится на такой смысл жизни?!?!

– Есть люди… штопают, – задумался Пахомыч, вспоминая, видно, родное Подмосковье. – Штопают и шьют… но, конечно, не на такой разболтанный экипаж! – И Пахомыч в сердцах грохнул кулаком по крюйт-камере.

– Чего она тогда вообще с нами увязалась? – сказал Кацман. – Куталась бы на берегу!

– На берегу многие кутаются, – сказал я. – На берегу кутаться не так интересно. Другое дело – океан, «ЛАВР», свобода! Здесь всё приобретает особый звук, значение, прелесть! На берегу на неё и вниманья никто бы не обратил, а здесь мы каждое утро прислушиваемся: как там наша мадам, кутается ли она в своё одеяло?

– Я вообще-то не собирался прислушиваться ко всяким таким делам, – поморщился Суер, – и вообще не хотел брать её в плаванье. Мне её навязали, – и капитан нелицеприятно посмотрел мимо меня куда-то в просторы.

– Вы смотрите в просторы, капитан, – сказал я, – но именно просторы подчёркивают всю прелесть этого бытового и тёплого смысла жизни. Огромная хладная мгла – и маленькое клетчатое одеяло. Я её навязал, но навязал со смыслом.

– И всё-таки, – сказал Суер-Выер, – мадам – не очень нужный персонаж на борту. На острове Уникорн она, конечно, сыграла свою роль, а в остальном…

– Я не согласен с вами, сэр, – пришлось возразить мне. – Она сыграла свою роль, когда впервые закуталась в своё одеяло. Впрочем, если хотите, выкиньте её вместе с одеялом.

– Такой поступок не слишком вяжется с моим образом, – поморщился капитан. – Я и ложного-то Хренова выкидывал, скрипя сердцем. Не могу-с.

– А я вам помогу, – предложил я, – и просто вычеркну её из пергамента.

– Не надо, – покачал головой старпом. – Пускай себе кутается. Кроме того, она и носки мне штопала пару раз. А вам, лоцман?

– Да что там она штопала! – возмущённо воскликнул лоцман. – Подумаешь! Всего один носок! И то он на другой день снова лопнул!

– Лопнул?

– Ну да, кэп, – заныл лоцман. – У всех рвутся, а у меня лопаются.

– Заклеивать их никто не обязан, – сказал капитан. – Но если у всех рвётся, а у вас лопается, то и мадам имеет право на собственный глагол.

И мадам, надо сказать, Френкель сей же секунд не преминула воспользоваться своим глаголом, то есть ещё плотнее закутаться в своё одеяло.

Глава LXXVIII. Остров особых веселий

Остров, к которому мы подошли поздним июльским вечером, показался нам уже открытым.

– Какой-то у него слишком уже открытый вид, – раздумывал Кацман, – сильно на Валерьян Борисычей смахивает. К тому же и долгота, и широта совпадают, а вот воркута…

– Что воркута? – недовольно спросил капитан.

– Воркута не та, – сказал лоцман. – Это другой остров. Ну что, кэп, будем открывать?

– Не тянет, – честно сказал Суер-Выер. – Жаль, что по Воркуте не совпадает. После острова нищих я новых островов побаиваюсь, во всяком случае острова особых веселий не жду.

– Видна какая-то сараюха, вроде бунгало, – сказал Пахомыч, разглядывая остров в дальнобитное пенснэ, – заборчик, садик, лупинусы. А вдруг, сэр, там за заборчиком особые веселия? А? Я знал в Тарасовке один заборчик. Похож!

– Участок в шесть соток, – сказал капитан. – Знакомая картина… ну ладно, давайте открывать.

Мы сошли на берег, открыли остров и прямиком направились к лупинусам и сараюхе-бунгало. Постучались – внутри молчок. Заглянули в дверь – ёлки-палки! Веселия!

Повсюду на шкафах и столиках стояли разные веселия:

виски,

пиво-помидоры,

индейка в банке,

водка,

спелые дыни и ахмадули,

фисташковые фишки,

маринованные полубакенбарды,

вилы рубленые,

фаршированные бахтияры,

соль,

куль,

фисгармонь.