– Репы старпому! – скомандовал Суер, и стюард с отвращением подал Пахомычу пареный жюльен.
Не успел старпом притронуться к потошнице, дверь снова распахнулась, и Чугайло явился с перекошенным похмельным фартуком на морде:
– Сэр-сэр-сэр! Там – остров! А на нём – баба! Золотая!
По пляжу кипарисового островка прогуливалась барышня в платье стиля «кринолин», в муслимовой шляпке без вуалетки, под зонтиком и без собачки.
И шляпка, и отсутствующая собачка, и зонтик были сделаны из натуральных веществ, а вот части дамского тела блестели, как хорошо надраенное обручальное кольцо девяносто шестой пробы. Все эти её плечи, перси, ланиты, уста и флюсы вспыхивали в тени кипарисов.
– Латунь? – спросил для чего-то лоцман. – Или так загорела?
Навстречу барышне выскочил из-за фикуса милейший господин в креповом смокинге. Его голова сделана была, кажись, из чистого серебра.
Он подхватил барышню под руку, дал отсутствующей собачке пинка под зад, и они стали угощаться мороженым и фруктами, которые в изобилии оказались тут же, под тентами и в беседках. Заприметив фрегат, златолюди восхищёнными знаками стали приглашать нас на берег.
Капитан мигнул старпому, старпом – лоцману, лоцман – мне, и я поставил точку в этом непродолжительном миганье. Мы мигом кинули лодку на тали и весело покатили к острову, размахивая флажками.
Капитан в кремовом кителе взлетел на песок, подбежал к барышне, чмокнул ручку. Она скинула книксен.
– Ну, где вы плавали, шалунишка? – спросила она, кокетливо хлопнув капитана веером по нашивкам. – В каких краях мочили якорёк?
– Сударыня, сударыня! – заквохтал Суер-Выер – Мы чаще мочим яблоки. А это вот наш старпом, а вот и Кацман.
– А я Лизушка, – представилась барышня, – Золотарёва. А это вот князь Серебряный.
Мы почему-то стали хохотать, обниматься с князем. Пахомыч подарил Лизушке сушёный игрек, Кацман добавил икс.
– Как приятно, господа! – восклицал князь Серебряный. – Как приятно, что «Лавр Георгиевич» навестил нас! В мире нас знают, помнят, но навещают редко. И те, кто побывал раз, обратно не возвращаются.
– Почему же? – спросил капитан.
– Поймите, сэр, – пояснял князь, – мы не совсем обычные люди, мы ведь имеем злато-серебряное тело. А это очень трудно во многих смыслах.
– В каких же смыслах? – серьёзно спросил старпом.
– Да вот взять хоть Лизушку Золотарёву, ведь она же весит три тонны! – хохотнул князь.
– Лгунишка! – засмеялась и Лиза, хлопнув князя мизинчиком по устам. – Не три, а две с хвостиком.
– Две тонны чистого золота?! – потрясение спросил Пахомыч.
– Да нет, – потупилась Лиза, – кое-какие детали серебряные.
– Это какие же?
– Ну, – покраснела Лизанька, – хоть вот ноготки.
Мне показалось очень и очень симпатичным, как она покраснела. Ну совершенно золотая, и вдруг – краснеет. Приятно, красиво и как-то правильно.
– У меня, конечно, куда меньше золота, – скромно заметил князь, – но есть всё-таки кое-что и золотое! – И князь подмигнул Суеру-Выеру. – Вы меня поняли, капитан?! А? Ха-ха-ха! Из чистого золота! Поняли, что это? Ха-ха-ха!
– Ну конечно, понял, мой дорогой друг! – воскликнул Суер. – Конечно, понял! Это – ДУША!
И тут они с князем так стали дурачиться, что госпожа Золотарёва предложила выпить шампанского. Оказывается, ящичек шампанского «Новый Свет» зарыт был у них в песочке для специального охлаждения.
Выкопали ящичек, хлопнули парой пробок.
– Это – чудо! – восклицал Суер-Выер. – Я не раз выпивал в компании золотых людей! Но – в переносном смысле! А тут пью в прямом! Виват! Прозит! Цум воль! На здоровье!
– А надо быть золотым и в прямом, и в переносном! – объяснял князь. – У нас так полагается. Уж если ты золотой в прямом – будь любезен, стань золотым и в переносном. Тогда про тебя можно действительно сказать – золотой человек.
– Это – огромная редкость, – задумался сэр Суер-Выер. – На материке почти не встречаются золотые как в прямом, так и в переносном. Золотых в переносном – полно, но все они нищие до мозга костей. Только чуть разбогатеют – сразу переносное золото теряют.
– Свинец! – сказал князь. – Это – свинец. У нас такие сразу превращаются в свинец или уж в ртуть. Ха-ха-ха! Мы их так и зовём – свины и рты.
– Но иметь такую вот золотую жену – это же потрясающе! – воскликнул старпом. – Это же невероятное богатство!
– Пожалуйста! – захохотал князь Серебряный. – Вот наша Лизушка – она свободна! Вперёд, старпом!
– А как же вы, князь? – смутился Пахомыч. – Я думал, что госпожа Золотарёва – ваша, так сказать, гёрл-френд или, как там, – невеста?!
– Я? – удивился князь. – Да я же известный ветреник! Легкомысленник!
– Изменщик! – добавила Лизушка. – И баламут!
– То есть как? – сказал Пахомыч и впервые за всю историю нашего плаванья открыл свои прищуренные глаза. – Я мог бы жениться на госпоже Золотарёвой?
– Ну а что такого-то? – хлопал шампанским князь Серебряный. – Это со всяким может случиться! Житейский вопрос! Попробуйте! Сделайте предложение! Смелей!
Лоцман, Суер да и я, признаться, как-то слегка удивились, что старпом обскакал нас на повороте. Не знаю уж, о чём думали мои приятели, меня же в глубине души интересовало, какие детали у госпожи серебряные. Серебро на золоте, прямо скажу, меня всегда волновало, возбуждало и поднимало. И я даже думал немного ещё выпить и приступить к делу, а тут старпом, да ещё с самыми серьёзными намерениями. И ходит так индюком вокруг барышни, и делает английские развороты, перуанские обиходы.